[another-home]

Неожиданно по второму выпуску. Не знаю от лица кого это написано, потому что плохо помню второй выпуск.
Предупреждение: Фанон чуть больше, чем полностью. Ну и вообще графомания и не одобренные мастерами персонажи.
Персонажи: Туман, немного Гекаты.

Год после выпуска Старших вспоминать не любит никто. Он был плохим, наверное, самым плохим в наших жизнях, вроде бы разных, но при этом похожих, как капли воды, гораздо больше, чем две. Много капель воды, будто дождь по стеклу.
В этот год было больше всего драк - без особого повода, жестоких и болезненных, похожих скорее на попытку забить хоть чем-то свое потрясение, чем на настоящие конфликты. И еще - бесконечные попытки сблизиться, оканчивающиеся крахом. Будь мы старше, страшно подумать, во что мы превратили бы Дом, но мы были совсем детьми. Поэтому мы просто стремились снова стать чем-то одним, тем, чем были до их ухода, но как бы мы ни жались друг к другу, как бы ни впечатывали свои кулаки в чужое тело, каждый из нас навеки был одинок, в своем персональном коконе. В тот год нам казалось, что мы потеряли самое важное, что у нас было, позже оказалось, что не казалось...
Мы вычеркивали все, что было связано с Ними, планомерно уничтожали все их следы, надеясь, что это нас спасет. С надписями на стенах мы справились в первую неделю, закрашивая неуместными рисунками и глупыми словами - чем угодно, только бы закрасить. Еще за месяц мы расправились с кличками, многих из нас крестили Они, таких перекрещивали первыми, потом, скорее по инерции, всех остальных. Мы начинали новую жизнь.
Проще всех оказалось перекрестить Рыжую, потому что рыжей она больше не была. Тем утром ее волосы словно покрылись пеплом. Пеплом нашей детской веры и их разбитых надежд, старой, устроенной жизни, старых законов, пеплом того, что мы любили. И тогда же ее Внутренний Мир прорвался наружу. После мы убеждали себя, что ее кличка пошла от цвета глаз и от туманной вуали, которой она завешивала лицо, но это не было правдой, хотя не было и ложью. Весь тот год туман всегда был вокруг нее, вместе с ней приходил запах сырости, печенье в кофейнике отсыревало, хлеб плесневел слишком быстро. Вместе с ней появлялся странный озноб, даже когда было тепло, а различать что-то вокруг себя становилось сложнее, стоило закрыть глаза, и мы видели - бесконечные кованые ограды, холодные камни, толстые стволы вековых дубов, на которых ни листика и туман, укутывающий все вокруг, не дающий разглядеть что-либо дальше пары метров. Так Рыжая стала Туманом.


"Плохая идея - засыпать в Кофейнике", - думает Геката, приоткрывает глаза и расправляет складки юбки - тихо шуршит одежда. У противоположной стены, на этот шорох мгновенно реагируют - бледное лицо обращается к ней, белесые глаза отражают мигание лампочек, существо напротив принюхивается каким-то змеиным жестом, вслушивается в нее, хотя Геката - замороженная хищными движениями - больше не шевелится и почти не дышит.
- Я тебя не заметила, Геката, - шелестит голос, и ей вновь приходит на ум сравнение со змеей, - что нового?
Наверное, только тот, кто давно знаком с Туманом, способен спокойно относиться к ее повадкам.
- Ничего особенного. Вряд ли тебя заинтересует.
Туман кивает и отворачивается. Гекате не слишком уютно рядом с ней, Туман меняет пространство вокруг себя, обладающий малейшей чуткостью невольно ловит отголоски ее иллюзий, погружается в них, этому трудно сопротивляться. Гекате кажется, что она сидит на жухлой траве, стоит закрыть глаза, и увидишь - низкое небо, сероватые тяжелые облака, пологий лысый холм, одинокая могила метрах в десяти справа, потухшие, урезанные цвета, как на старых фотографиях. Геката встряхивает головой, отгоняя наваждение, морщится.
- Твой внутренний мир пробивается слишком явно, - бормочет она себе под нос, но Туман слышит.
- Прости, - шепчет она, невидимый ветер гонит прошлогоднюю листву, - я задумалась, не знала, что здесь кто-то есть.
- Чья это могила?
- А как ты думаешь? - Она выделяет голосом слово "ты". Спрашивать ее больше не хочется.
Туман неуверенно поднимается на ноги, секунду кажется - безглазая костлявая фигура в грязно-пепельном саване - держась за стену, скользит к выходу, холм с могилой исчезает за дверью вместе с ней.


Она танцует на крыше - рваные ассиметричные движения, тело то идет волнами, то заходится в резкой дрожи, то бьется в угловатых толчках. Ее танец не красив, в привычном смысле этого слова, он завораживает, пугает, хочется смотреть на него вечно и одновременно уйти, не видеть больше никогда. Позвоночник выгибается волнами, извиваются руки-змеи, покачивается голова на тонкой шее, ходят ходуном бедра и вдруг все застывает в немыслимой позе, затем отмирает, движется дальше. Она танцует на крыше, для холодного осеннего ветра, для низких облаков, для подбирающегося к дому тумана. Легкое платье ловит движения, не греет, кожа на всех открытых частях тела краснеет от ветра, губы приоткрыты в бесшумной песне, кажется - еще секунда из них вырвется чаячий крик, разорвет небо. Кажется, струи тумана обвиваются вкруг нее, окутывают, вплетаются лентами в волосы, проникают в сердце.
Она танцует на крыше, в упоении дикой, природной пляски доходит до края, замирает, будто наткнувшись на стену, обходит крышу по периметру, на цыпочках, кружась и извиваясь клубком змей. Замыкает Дом в свою странную магию, или себя в магию Дома, сплетается с ним, прорастает в него, позволяет ему пускать корни в своем сердце. На крыше можно танцевать так, как никогда не позволишь себе в Доме, здесь, между небом и Домом она взлетает в прыжки причудливой серой птицей, расходится все сильнее, запирает весь этот вечер в клетке своих ребер, здесь ожидание бури, здесь покой и непокой.
Она танцует на крыше - ловит горячими бледными плечами первые капли дождя, смеется, когда он становится проливным, выгибается, скользит, волнами ловит каждое мгновение вечера, шторма, очищения. Дождь кончается. Она соскальзывает на чердак, оттуда бредет в Дом, оставляя за собой ручьи дождевой воды в коридорах, добредает до кофейника, устраивается на полу в лужах, в мокром платье, облепившем тело, греет руки о теплые бока кружки. Она чиста и вымыта дождем изнутри, в груди у нее пустота и выбеленные ветром прутья распахнутой настежь клетки.