короткая зарисовка про безысходность. Попытка передать ряд образов текстом, писалось под "Оборотня" Арефьевой, читать лучше под него же.
Присутствуют практически все, кроме воспитателей.
Предупреждения: запредельный уровень УГ, ОБВМ, полное отсутствие сюжета.
читать дальше
Над крышей Серого Дома кружит снег. Кажется, где-то звучат гитарные струны, хотя никто не играет. Дом погружается в тишину, отталкивается от берегов реального мира, тонет в мире призрачном, растворяется в снегопаде, как сахар в чае.
Жираф закрывает глаза, и мир его исчезает, тишина забирается ему за шиворот, пробегает озноб по широкой спине. Жираф замирает каменным изваянием, глухими ушами слушая шепот Дома. Застывает над незаконченным зельем Удильщик, трогает зрячими пальцами стены, пытаясь понять, что изменилось в тишине Дома.
Под самой крышей, скорчившись на полу, поет "оборотня" Сорока, голос срывается на вой, на плач, на шепот "Я обнял бы твою тень",- всхлипывает она, и слезы размывают рисунки на лице. Этажом ниже Пацифист вспоминает те же слова, что она поет, глядя на неподвижную Кобру. "Я полюбил бы тебя, если бы умел любить",- шепчет он. В ее глазах жалость.
В Могильнике Мелкий надевает Шаману на шею амулет - ракушку на кожаном шнурке. Раньше в ней шумело море, теперь только ватная тишина.
За окнами Серого Дома кружит снег. Молчат повзрослевшие раньше срока, бледные дети, на каждом печать Дома, лица разные и одинаковые одновременно, множество и одно. Капля одиночества в каждом и целое море одиночества вместе.
Плачет, отвернувшись к окну чужой спальни Белка, дышит на стекло и стирает раньше, чем заканчивает писать. Паразит за ее спиной закуривает, отворачивается и рассматривает рисунки на стенах, краски сереют под его взглядом.
Шкура тасует колоду, сдает, ненароком касается локтем одного из ножей зашитого за подкладку. Козыри пики, и морщится Лишний, увидев козырную даму в своих руках.
Закуривает шестую подряд сигарету Книжница, смотрит на свои ноги, и в сведенном болью горле дым горчит больше обычного.
За стенами Серого дома кружит снег. Звенит ложка о стенки чайной чашки, звенит тишина между близкими друзьями, звенит под невидимыми пальцами первая струна, стоном боли отвечает последняя.
Прячет озябшие пальцы в рукава Холодрыга, прикасается к ее напряженным плечам Шалфей. Его синие волосы тускнеют, он снимает очки, опускается на диван, греет руки Холодрыги в своих руках.
Проходит мимо двери Кофейника Длинный, душит в себе желание зайти, сжимает челюсти крепче, что б не стучали зубы, вслушивается в звон и не понимает, откуда.
Поджигает сандаловые благовония Вавилон, но запах безысходности не перебить, и ему, всегда веселому и улыбчивому, хочется спрятаться в углу и завыть.
Вцепляется в обивку перекресточного дивана Раскол, бьется в тонких сетях кошмара, распахивает глаза, жадно дышит, возвращаясь к реальности. Сонный взгляд выхватывает окружающее кусками: скомканный плед, позабытая на столе кружка, замирает, натыкаясь на надпись "не ешь меня, серый...". Стены кажутся измазанными уродливыми серыми кляксами, и Раскол отворачивается от них, подтягивает поближе плед.
Серый Дом во всех сторон окружен снегом.